"Я – писатель" — звучит безумно громко, не так ли? Все равно, что крикнуть всем, что ты — талантливый профессионал. О, да, это слишком громкое заявление. Но что поделать, если теперь я участник проекта и я… писатель. Оговорим сразу, чтобы не возникло путаницы: я так себе писатель. Получилось не совсем то, что я задумала, точнее, многое не удалось, но ведь я предупреждала.
Задание ввело меня в ступор. Да что там ступор – я сутки размышляла над тем, как я понимаю это высказывание Жан-Жака Руссо. Выходило, что совсем по-разному, ибо невинность у нас слово многозначное. Как понимал это высказывание Руссо, для меня осталось не ясным (я, признаться, даже искала в Интернете), поэтому с радостью приму ваши толкования в комментариях.
А пока извольте-ка испробовать, что вышло у меня.
Участники, удачи вам и вдохновения!
Никто и никогда
Вечер мягким сумраком окутывал улицы. Казалось, что весь мир сейчас погружен тишину и безмятежность. Ева знала три вида тишины: страшную, не предвещающую ничего хорошего, тишину, готовую разразиться ударами – грома, молний или отчима; тишину сожаления, настолько прилипчивую, что невозможно потом от нее отделаться; и такую тишину, которая была сейчас – бархатно-уютную и теплую.
Тридцатого погода была точно такой же, как и сегодня. Помни она в деталях тот вечер, она бы решила, что сумрак тоже умеет лгать, притворяясь самой невинностью. Но она помнила только запах крови, ударивший в нос, такой густой и злотворный, что затошнило. Помнила, как выронив из рук ключи, долго шарила по полу руками, пока не попала кончиками пальцев во что-то липкое: и быстро сообразила что это. И потом, уже днем, — помнила очень хорошо, будто наблюдала со стороны — кричала от ужаса, когда нашла в доме тело – можно подумать, что за ночь оно бы исчезло!
За минуты она узнала, что такое смерть; за несколько часов весь город узнал об убийстве; за пару дней она поняла, что значит быть в центре внимания. Взгляды сочувствия, слова поддержки и кивки понимания преследовали Еву по пятам – «Да, очень жаль», — в самом деле, очень жаль! – «Девочка, судьба часто к нам не справедлива!» — Да, пожалуй, весьма несправедлива, — «Помнится один случай…». Нет, не помнится. Не было никакого «того случая».
— Ева, ты дрожишь! – она отрицательно качает головой, выходя из задумчивости: теплый вечер бархатно соединяет воедино листья акаций, пеленает полумесяц, легонько треплет край ее платья.
— Нет, тебе показалось! – Улыбается она и вдруг кричит радостно и удивленно, подскакивая с места. – Ты видел, видел?!
— Что там такое?
— Звезда! Только что на землю упала! Бежим скорее, вдруг она еще там?
… Ну и что он мог ей ответить?
— Вот за что я тебя люблю… — начинает он и, вскакивая на бордюр, повторяет, — вот за что я тебя люблю, так это за твой характер!
Ева теперь ниже него на целых полметра. Смеясь, она смотрит на него – Виктор, хватаясь за фонарный столб, ловко спрыгивает вниз и встает перед ней.
— Посмотри на меня! Ну, сущий ребенок! Знаешь, из тех детей, что ждут, не дождутся подарка на Новый Год. Ты не умеешь ничего скрывать – изо всех сил ждешь чуда, и сил скрывать это у тебя уже не остается. Дети, знаешь, настолько непосредственны и чисты, что им мало что приходится скрывать…
Ева серьезно кивает.
— При этом есть в тебе что-то такое… какая-то тайна. – Он замолкает, смакую свои слова. – Тебе волшебным образом удается это сочетать и…
«Если бы я тогда не ушла, — мучительно думает она, комкая подол платья, — возможно, ему можно было еще помочь».
— Знаешь, я думаю, что нет ничего лучше такого вот вечера…
«А я сбежала. Сбежала как последний трус. Вдруг его можно было спасти!».
— Я здесь недавно, но уже обрел все, что искал…
«Сбежала. Сука. Поджала хвост. Испугалась, что заподозрят меня. Или ушла потому, что я его ненавидела?». Ненавидела? Это слово впервые предстает перед ней с такой отчетливостью. Так вот в чем ответ! И теперь ей все становится ясно – и от этой простоты ответа невольно вырывается смешок.
— Ева? Ты меня вообще слушаешь? – смеется он в ответ. – Вот о чем я и говорил!
— Здесь. – Тихо говорит она, указывая на дом.
— Что «здесь»? Ты жила раньше? – рассеянно пытается угадать Виктор, сбившись с собственных мыслей и еще не успевший настроиться на новый тон.
— Здесь нашли его тело. – Отвечает Ева спокойно.
— Твоего отца? О, мне, правда, очень жаль!..
— Он не был отцом. Давай уйдем.
— …Убийцу обязательно найдут… Что? Уйдем? Конечно! – «Ребенок! Вот ребенок! Сама меня сюда привела и теперь чуть не плачет». – Знаешь, может быть, если ты все мне расскажешь, тебе станет легче?
Она отрицательно качает головой.
— Тайна бывает только для одного. Когда кто-то второй узнает о чем-то запретном, то он тоже становится соучастником и… виновным. – Тихо говорит она, рассматривая небо.
Последнюю неделю ей было не хорошо: она то смеялась, то плакала; все давило на грудь, не давало дышать. Виктор, конечно, не мог этого не заметить – но он уехал по делам. По делам? Что еще за дела? Мучила, не давала дышать, совесть, душили подозрения, страх. Может, Виктор заметил что-то… подозрительное? Но, что за бред? Кто кокнул ее отчима – не ее дело и откуда ей знать! Да, она была там, но это не дает оснований считать ее убийцей. Бледная, как тень, она выходила из дома. Ее состояние заметили все – и, когда она снова пришла к тому самому месту, соседский мальчонка потянул ее за руку.
— Ты болеешь. – Сказал он строго.
Помолчав, добавил:
— Хочешь, я расскажу один секрет?
Ее словно ледяной водой облили. Дети, невинные души не умеют хранить тайн.
— Нет, не надо, нет! – кричит она и бежит домой – скорее, скорее, пока еще хватает воздуха!
«Он живет в соседнем доме. Он мог видеть все и слышать. Все могли меня там видеть». Городишко настолько маленький, что обилие знакомых и соседей сжимает в тиски. «Но у меня алиби. Его могут подтвердить. Я была в соседнем городе – меня видели, меня узнают». И все же?..
«Хочешь, я расскажу тебе один секрет?» Никому! Никогда! Где Виктор, когда он так нужен? Виктор… Работает. В полиции. Как это мерзко: заполучить ее доверие и воспользоваться этим! «Дура! Ты сходишь с ума. Ты ничего ему не рассказывала». Или, рассказывала? Иногда лунные ночи сами выпытывают все твои тайны.
Но у нее есть алиби.
И орудие убийства.
Пистолет Вальтер П99 лежал перед ней вот уже минут десять. Она доставала его крайне редко – за этот год всего два раза — в тот самый день и сегодня. В тот самый день, когда… Когда этот подонок… Когда…
Она хватает пистолет.
Нужно выбросить его в море. Туда, где его никто никогда не найдет и не станет искать. Почему она спрятала его, а не сделала это сразу же? Это не важно. Но важно другое: не станет пистолета – не будет никаких доказательств против нее. Никогда никто не выяснит, кто убийца. Она заживет с Виктором счастливо и не вспомнит свое прошлое.
Сегодня ее никто не увидит – она тихо отопрет дверь, выйдет на улицу и побежит так быстро, что все решат, что это всего лишь ветер пронесся мимо. Потом она заберется на утес – и зашвырнет пистолет подальше. Нет, пожалуй, просто кинет в воду, а потом просто постоит немного, будто любуясь небом.
Отличный план.
Дрожь пробежала по телу: кто-то открыл дверь. Похолодели руки, ком подкатил к горлу, едва не вырвался крик. Бешено забилось сердце и замелькали молнии перед глазами. Послышались шаги.
— Привет!
О, это всего лишь Виктор. Милый, любимый Виктор с цветами в руках.
— Ева, что это у тебя?..
Она взглянула на руки. В ее руках крепко зажат пистолет.
Раздался выстрел.
Бордовый букет мягко повалился на пол.