Она была той, с кем нельзя общаться. Потому что это Джэн. Потому что Джэн – это никто. На её шкафчике огромными буквами было нацарапано «bjaurus» — уродина. Помню, я долго не соглашалась с Даце, которая это и придумала и которая пылала лютой ненавистью к ней. Впрочем, Джэн не особо волновало это – через неделю она обвела надпись черным маркером. Она умела смеяться над собой. Всегда носила одни и те же джинсы, темные бесформенные футболки со странными принтами и, насколько я помню, 3-летние Нью Белансы. Волосы всегда затягивала в тугой хвост. Впервые окрасила волосы в синий цвет в седьмом классе, в восьмом – в фиолетовый с желтыми прядями. Редко проявляла какие-либо эмоции. Как и я в последнее время. Никогда ни с кем не общалась, не участвовала в жизни нашего класса, ни разу не ездила на общие экскурсии. Но она была поистине хорошим математиком. И наша математичка, наверное, была единственным человеком, с которым она общалась.Она всегда интересовала меня как человек, но я бы ни за что не допустила факт общения с ней.
Она всегда выходила из раздевалки последней. Никто в общем-то не придавал этому особого значения, зная Джэн. Помню, в спешке я оставила там телефон. Джэн как раз была там. Как только я вошла, она резко схватила вещи и попыталась прикрыться ими. Но я заметила. Синяки. Все тело в отеках и ссадинах. Я никому не рассказывала об этом. Даже Даце, дружба с которой, наверное, была прописана в моем свидетельстве о рождении. Именно Даце сделала из меня то, чем я сейчас являюсь. Я слабое ничтожество по своей природе. Она же – лидер.
Сейчас Джэн стоит передо мной, здесь, возле кольцевой и пытается ударить мне пощечину в который раз, но ее рука растворяется во мне.
«Это всё из-за тебя» — она срывается на крик. «Ненавижу тебя» — обессилено шепчет она, падая на колени и закрывая лицо ладонями. «Это всё из-за меня. Прости»
Меня уже не столько удивляет то, что она видит меня, а то, что люди не обращают на её крики внимания. «Прости, прости меня, ты должна простить» — она поднимается и пытается потрясти меня за плечи, опуская тот факт, что не может ко мне прикоснуться. Между нами проходит мужчина. Точнее не между нами, а сквозь неё.