Отец держал мою голову своими нежными руками и целовал затылок. Моя грудь поднималась от сбитого дыхания, но я совершенно не чувствовала своего тела. Плечо по-прежнему болело, а страх брал верх над рассудком. Вспомнив девушку, я судорожно дотронулась до своей щеки, но никакой раны не было. Слава Богу! Я хотела обнять отца в ответ, но меня пронзила жуткая боль, когда я подняла руку. Я поморщилась, чтобы сдержать болезненный стон. Папа посмотрел на меня своими напуганными карими глазами и перевел взгляд на вошедшую маму. Она бросила на меня одновременного заботливый и ругающий взгляд. Я попыталась улыбнуться ей, но ничего не вышло. Она заправила за ухо прядь темных волос и, собрав брови в кучу, недобро посмотрела на отца. Он убрал руки от моего лица и выдал томный вздох. Он встал с кровати и подошел к маме, а она по-прежнему бросала на него ругающий взгляд. Он заключил ее в объятия, и она уткнулась в его плечо. Я не знала, что произошло, и никак не могла ничего вспомнить. Слава Богу, что все это оказалось лишь сном! Мама увернулась из объятий отца и снова бросила на него воинственный взгляд. Она, медленно проведя руками вдоль своих джинсов, подошла к кровати. Я метала взгляды от папы к матери и обратно. Мама сдавлено улыбнулась мне, на что я не могла ответить ей тем же. Тело не слушалось, и была словно парализованная. Папа скрестил руки на груди и стоял в стороне. Мама клонилась над моей рукой и провела по вене чем-то холодным. Она снова бросила на меня свой заботливый взгляд и провела рукой по волосам. Я закрыла глаза, предвкушая неприятную процедуру, и мама снова провела кусочком ваты по вене. Она выпустила воздух из шприца, а потом мою кожу пронзила холодная игла. Я снова немного поморщилась и открыла глаза. Мама поцеловала меня в щеку и собрала некоторые вещи с прикроватной тумбы. Она медленно зашагала к выходу, и папа последовал за ней. Я слышала, как они спустились по лестнице, как мама поставила металлический поднос на кухонный стол. Я открыла глаза и осмотрела вою комнату, а потом они сами стали закрываться.
— Ник, — послышался мамин шепот. – Это…это ведь ты, — она плакала и шмыгала носом.
— Софи, — тихо сказал папа. – С ней все будет хорошо! Я не допущу, чтобы с ней еще что-то случилось! – он пытался сдержать вздох.
— Не стоило ей рассказывать все это. Мы должны были защитить ее, — мама всхлипнула.
— Если бы мы не рассказали ей, то это могло навредить ей, — теперь отец тяжело вздохнул. – Она должна знать, как защитить себя. Наша семья необычная, и ее это тоже касается… — на этом их разговор прекратился. Ну, или мне так показалось. Кажется, мама вколола мне снотворное или что-то вроде того. Веки наполнились свинцом, а глаза стали медленно закрываться. Голоса родителей я уже совсем не слышала…
Уже прошло три дня, а я все еще лежала в кровати. Бесполезное дело – глупая болезнь. Я уже могла двигаться и хотела встать с кровати, но родители не давали мне этого сделать. Чертова слабость! Мама приносила мне еду в постель и, честно признать, это было в радость. Я немного поморщилась, когда яркий луч весеннего солнца пробрался сквозь штору. Кто-то стал подниматься по лестнице. Шаги были медленными и тихими. Наверное, мама опять несет мне завтрак. Я поднялась на кровати и облокотилась на стену позади меня. Дубовая дверь заскрипела и медленно открылась. На пороге показался папа. Ну, как папа. Его спина, которой он открывал дверь. Он повернулся ко мне лицом, и его губы изогнулись в теплой улыбке. В руках он держал поднос с едой. Запах был обворожительный. Он тянулся тонкой струей от отца ко мне, и я утопала в блаженстве чувствовать его. Отец сделал пару шагов и, закрыв дверь ногой, продолжил небыстро шагать ко мне.
— Как ты, Эмми? — спросил он, ставя поднос на прикроватную тумбу.
— Все хорошо, пап, — я посмотрела на поднос. Блинчики с шоколадом. Ммм…блаженство. Я закрыла глаза и вдохнула аромат полной грудью.
— Мама отлично готовит, — сказал папа и заключил мою руку в свою. – Как твое плечо?
Ах, да! Точно, плечо. На удивление, плечо совсем не болело. Ни капли. Не знаю, что они сделали со мной, но я совсем не чувствовала, что несколько дней назад во мне торчала пуля.
— В порядке, — улыбнулась я. – Совсем не болит. Я уже могу двигаться…выходить из комнаты и…помогать тебе, — последнее я произнесла с лицом котенка из «шрека». Я всегда так делала, когда пыталась чего-то добиться от отца. Он любил меня, а поэтому это всегда работало.
-Нет, Эм, — произнес отец. Да, видимо не в этот раз. Или я потеряла хватку, или все было действительно серьезно. – Еще рано. Да, и помогать ты мне больше не будешь!
-Что? – мои глаза расширились, и я подскочила на кровати. Теперь я почувствовала тупую боль в плече, но не обратила на это внимание. – Нет, папа, ты же знаешь, что для меня это важно!
-Твоя жизнь важнее, — кротко ответил он и посмотрел на меня своими карими глазами. – Ты больше не войдешь в подвал…никогда!
-Нет, папа, — я говорила тихо и смотрела на него. В глазах вот-вот появятся слезы, и я превращусь в ту маленькую пятилетнюю Эмили, которая постоянно всего боялась. — Я не смогу спокойно жить, зная все это!
— Пока ты знаешь, ты можешь защитить себя, — он смотрел в сторону двери и сидел ровно, не шевелясь.
— Да, конечно, — я взяла с подноса кашку кофе и поднесла ее к себе. Не то чтобы я согласилась со словами отца. Нет, я поправлюсь и снова поеду с ним. Потому что сидеть, сложа руки, дома я не смогу.
-Мама считает, что тебе стоит стать обычной.
-Что? Обычной? Да, что она знает! Как она может так говорить? — я явно выходила из себя, и мне следовало успокоиться. Мама всегда пыталась оградить меня от всего, что рассказывал мне отец. От того, кем я являлась…Может потому что она не такая, как мы?
-Успокойся, Эмили, — папа взял меня за руки и посмотрел в мои глаза. – Она права. Вся эта жизнь не для тебя. Ты заслуживаешь нормальной жизни и семьи.
Я не стала ничего отвечать. Сейчас во мне бушевал огонь протеста, и это было само разумно. Папа встал с кровати и нагнулся ко мне. Он поцеловал меня в щеку и провел рукой по волосам.
-Все будет хорошо, Эмми, — папа направился к двери, а я перевела взгляд на него. – У тебя должна быть нормальная жизнь, — добавил он, после чего скрылся за дубовой дверью.
Что значит нормальная жизнь? Для меня уже все решено, ничего нельзя изменить. Я стану той, кем должна. Потому я хочу этого. Вдохнув аромат кофе с карамелью, я взяла блюдо с блинчиками и стала наслаждаться. Мама всегда прекрасно готовила. Это же мама. Она часами могла торчать на кухне, пока я проводила время с отцом где-нибудь в гараже или подвале. Я не была похожа на нее…Мы слишком разные
Я проспала до полудня. Открыв один глаз, я с любопытством посмотрела, что делает мама. Она стояла у моего шкафа с одеждой и что-то искала. Я не стала ее звать сразу. Я посмотрела на часы: тридцать минут до часу дня. Да, уж. Только я могла столько проспать. На тумбе стояла ваза с цветами. Мои любимые полевые цветы. Странно, где они смогли достать их сейчас? Я взглянула на букет, который пестрил от разных видом маленьких цветочков, и вдохнула их аромат. В голове сразу же всплыло воспоминание о наших семейных поездках, но оно быстро вылетело, когда боль в плече вернулась. Я немного поморщилась и сглотнула, сдавливая всхлип. Мама продолжала что-то делать возле шкафа. Я оперлась на руки и посмотрела в ее сторону. Обеденное солнце ударило в глаза, и в голове появилась острая моментальная боль.
-Что ты делаешь? – спросила я, обращаясь к маме. Она посмотрела на меня через плечо и улыбнулась.
-Уже проснулась, — мама закрыла шкаф и подошла ко мне. Она открыла тумбочку и достала оттуда термометр. – Измерь температуру, — сказала она и подала его мне.
-У меня была температура? – сдвинув брови в кучу, спросила я и посмотрела в ее глаза. – Я даже и не почувствовала… — констатируя факт, произнесла я и покорно принялась мерить температуру.
Мама отошла обратно к шкафу и поправила стоящую на нем фотографию. На ней были мы…все мы. Я крепко обнимала папу, а они с мамой держались за руки. Мы казались на этом снимке такими счастливыми. В тот день был мой день рождения, и мы всей семьей отправились к реке. Далеко от Нью-Йорка я всегда чувствовала себя намного лучше, чем запертой здесь. Огромные небоскребы и окружающие их частные двухэтажные домики никогда не вызывали у меня восторга. Поэтому, как только появлялась возможность, я сбегала подальше от этого мегаполиса и скрывалась далеко в природной глуши. В тот день папа не пошел на работу, специально для меня. Он передал дело другому парню и отвез нас с мамой на мой любимый берег. Мы были действительно счастливыми. Это, наверное, единственное совместное фото.
Откуда-то раздался пищащий звук, который вернул меня в реальность. Я посмотрела на термометр.Он громко кричал о том, что закончил свою работу. Я посмотрела на табло: тридцать семь и восемь. Я быстро перевела взгляд на маму, которая шла ко мне, и нажала на кнопку сброса. Она протянула руку, и я отдала ей градусник.
— Что там у тебя? – спросила она заботливо, заметив, что я отключила термометр.
-Ничего, все в порядке, — соврала я. – Я уже здорова.
-Нет, тебе еще нужно побыть дома какое-то время, — она посмотрела на меня и положила термометр в тумбу. – Никакого университета пока.
-А кто сказал, что я хочу туда? – я никогда не понимала, зачем мне нужен этот университет. Но мама настояла на поступлении. Я уже около года училась на юридическом факультете и не воспринимала информацию, которую мне пытались донести. Оценки у меня были в порядке, мне не сложно хорошо учится. Но я все же не понимала, для чего мне это нужно. Я все равно не смогу работать по профессии, как того хочет мама.
Она вздохнула и окинула меня взглядом:
-Вся в отца, — тихо пробормотала мама и вышла из комнаты.
Я скинула с себя одеяло и нацепила тапки. Осмотрев саму себя, я пришла в некий шок. На мне были надеты розовые шорты и футболка со смурфиком. Что ж, очевидно, меня переодевала мама, пока я находилась в бреду. Я подошла к комоду и достала оттуда черные лосины, длинную белую футболку с надписью «NIRVANA» и кинула все на рядом стоящий стул. Надев белый бюстгальтер, я принялась за футболку. Она далась мне тяжело, следует признать. Плечо еще болело, и поэтому пришлось немало помучиться, чтобы надеть ее на себя. Сняв ненавистные шорты, я кинула их в стороны корзины для белья и, на удивление самой себе, попала. Похоже, я еще на что-то гожусь. Я нацепила лосины и снова надела белые тапочки-ночки. Мне стало интересно, что мама делала в моем шкафу, и я открыла его, не медля. Вещи, еще вещи, и снова вещи. Черт! Нет! Я быстро спустилась по лестнице и стала искать маму взглядом. Она стояла на кухне и что-то готовила, как всегда. Быстрыми шагами, спотыкаясь обо все, что было на пусти, я наконец добралась до мамы и встала в проходе. Скрестив руки, я оперлась на дверной проем и бросила на нее кроткий взгляд.
-Зачем ты сделала это? – я сверлила ее взглядом, жаждущая объяснений. Хотя я и сама знала, что она ответит.
— Тебе это совсем не нужно, — сказала она именно то, что уже вертелось в моей голове.
— Что? – вскрикнула я. – Это не нужно тебе, но не мне! Это – моя жизнь! А ты лишаешь меня ее! – я говорила быстро и спутано, а мама спокойно стояла у плиты. Черт! Это выводило из себя еще больше.
— Я уже сказала, что это больше не твоя жизнь, — она перевернула оладий на сковороде и продолжила. – Теперь ты станешь обычной студенткой и забудешь все, что делала раньше.
— Но… — хотела возразить я, но меня перебил мамин голос.
-Тебе придется, — сказала она строго и без колебаний.
Я посмотрела на нее испепеляющим взглядом и вышла из кухни. Я быстрыми шагами дошла до гостиной и плюхнулась на диван. Скрестив руки, я перекинула ногу на ногу и стала покачивать одной из них. Я смотрела на то, как бушевало пламя в камине, слушала потрескивание дров и понемногу успокаивалась.
