Уже 100 лет ничего не делала.
Объём текста довольно большой, но, вроде как, читается легко.
Жду любых отзывов.
Мы упали. Но стали ли умнее, поднявшись? Отточенное невыразимой бледностью фарфоровое лицо. Оно только лишь в моей памяти или в чьей-то ещё? Если запоминать только хорошее, любовь быстро угасает. Самое тёплое, самое сильное чувство. Оно должно подпитываться страданием. Расстояние? Нет, жизнь мертва на расстоянии. Тело отдельно от тела … это не является уравнением.
Собрать старые письма. Сухая жёлтая бумага будет приятно хрустеть от прикосновений пальцев. Из головы так и не уходит навязчивая надежда, что скоро я забуду это лето. Ничего … ничего в этом чёртовом мире не исцеляет от памяти. Жизнь это, по сути, и есть череда бесконечных воспоминаний.
В тот день я боялась подойти к огню. Ты сказала, что не больно. И если бы я, дура, знала, что будет дальше. Если бы знала насколько больнее и жёстче будет ночью … Интересно, я бы увела тебя оттуда или оставила страдать? Последствия одной ужасной ночи: терзающая тело аллергия или смерть. Нам не дали третьего, нам не дали шанса! Где же ты сейчас, моя милая? Тебе, должно быть, лучше, чем мне.
К тому моменту было нестерпимо жаркое лето. Я как сейчас помню пруд и бесконечно оккупированную колонку с водой. Бомбёжка началась ещё в июне. Практически каждый вечер объявляли воздушную тревогу, и все, сначала перепуганной ошалелой гурьбой, а потом дружной и равнодушно-последовательной походкой, направлялись к бомбоубежищам. Утром по всем у городу валялись останки разорванных снарядов. Мы находили их везде, помнишь? Я боялась. Дрожь во мне пробуждал один взгляд на чёрное железо посреди клочка обугленной земли.
-Ничего страшного, — с насмешкой говорила ты.
Та ночь. Она не оставляла меня и потом, среди белых стен больницы. Твои алые губы на фарфоровом лице, кровь на лбу и застывший ужас в неровных чертах. Иногда посреди ночи я даже сейчас вижу это. Пустоту и бесконечные ночные кошмары после себя оставляют выжившим трагедии.
Посреди ночи в непроглядной темноте раздался удар, и весь мир вокруг стал ослепительно-жёлтым. Желтизна рассеялась, оставив после себя гарь и отравленные поры болотного цвета облаков. Я помню, как вскочила с кровати и инстинктивно кинулась к окну. Пламенное зарево потихоньку спадало, а вместе с ним падали на землю люди с обезумевшими выражениями лица, вытаращив пустые зрачки.
-Химическая атака! – крикнул кто-то, — Химическая атака!
Рывком в соседнюю комнату. Ещё один удар, и снова пламенное зарево. Я не хочу, нет, я не хочу этого. Стены крошатся, и над нами ревёт, трескаясь, потолок. И вот уже все мои мечты, надежды, мысли, погребены под обломками. Ты молча сидела на стуле, склонив низко голову. Смерть или паника? Какую из этих граней мне предстояло разделить с тобой?
Если бы можно было всё исправить. Жестокость и тяга к разрушению. Эти жалкие человеческие инстинкты так часто выходят на волю. Приятнее слёз радости в глазах твоего ребёнка слёзы боли на щеках твоего врага. Доказано? Нет, просто проверено временем. Разум – это, бесспорно, великая машина, но чувства сильнее. Тупые инстинктивные чувства.
Я помню, как ты медленно подняла голову. Острые черты окропились кровью. Ты, возможно, выглядела героем фильма ужасов, но я не боялась. Впервые в жизни я не боялась ни взрыва, ни крови. Мне так хотелось быть смелой. Быть смелой для тебя.
Ещё один взрыв насквозь пронзил слух, а осколки стен оставили на коже алые отпечатки. Ты встала в белом домашнем платье, улыбающаяся, нежная среди летящих бетонных ошмётков, словно ангел, воскресающий из пыли. Автоматная дробь за спиной и красное пятно на белом платье. Ты падаешь на пол, мой ангел. И минутная твоя святость исчезает кровавой раной. Что делать?
Я кинулась к тебе тогда, не чувствуя боли. Один лишь страх в моей душе. Остаться одной. Остаться виноватой перед тобой. Только в такие моменты понимаешь до конца, как много времени потрачено впустую на глупые ссоры ….
Касаюсь твоей руки и вижу пустоту в глазах. Что они сделали? Проклясть этих людей, проклясть тех, кто сотворил это с тобой!
— Беги! – твой отчаянный крик среди шума выстрелов
— Ты ведь найдёшь меня? Мы ведь ещё увидимся? Мы ведь увидимся, правда? – меня пробрало на слёзы.
— Беги! – этот шёпот был скорее похож на приказ.
Я увидела в тебе демона в этот момент, мой ангел. Но, нет, я ни за что не запомню тебя демоном.
А дальше была война. Война, затянувшаяся на несколько лет, забравшая много душ. Всю её, и даже больше, я пролежала в госпитале. Меня лечили от бесконечной неврастении или ещё от чего. От любви к тебе, моё счастье. От чрезмерно сильной любви к тебе. Было ли это всё той же любовью подруги или чем-то большим? Нет, им ни за что не вылечить меня до конца. Эти черти в белых халатах не избавят меня от нескончаемой привязанности.
Прошло столько лет. Я пишу тебе письма, но они, не найдя своего адресата, возвращаются назад. Где ты, мой ангел? Страдаешь ли, как и я, нескончаемыми болезнями, скучаешь от весны до весны, счастлива ты, или же лежишь в могиле все эти годы, что я жду тебя? Не предавай меня, нет. Я буду верна тебе, я послушным арапом приклонюсь перед тобой. Только не бросай меня, не бросай!
Поверить в твою смерть равносильно перестать осознавать цель собственной жизни. Меня до сих пор пугает ночами алое пятно на твоём белом платье. И я верю, что когда-нибудь ближе к скончанию моих лет, ты войдёшь в мою пустую квартиру, всё так же свежа и юна, мой нежный ангел. Ты улыбнёшься мне, ты скажешь: «Всё хорошо». И возьмёшь меня с собой, а я, обняв тебя за плечи, пойду послушно, даже и не заметив пару белых крыльев за твоей спиной.
08.05.13
