Милая такая работка, писалась только на фикбук, но почему бы и нет? Насчёт гифки — Я люблю Мэрилин Монро, я её поклонница и у меня в коллекции их достаточно. Marilyn is love♥
Вздох. И тут же руки тянутся к лицу, чтобы заглушить этот неуместный звук в тишине, повисшей в воздухе и придавшей ещё большее уныние тем, кто стоял сейчас в этом доме и так же пытался сдержать в себе любой шум. Тихо-тихо. Слышно даже, как над головой пролетела какая-то муха. А люди молчали.
Глядя на повисшее совсем близко к земле тёмное небо, на дождь за окном, на муху, ползающую на стекле, они подавляли любой вздох. Плечи немолодой женщины тряслись от беззвучных рыданий. Но и они не нарушали тягостную атмосферу всеобщего горя.
В углу мяукнул кот. Часы остановились. Муха улетела.
И можно было шумно вздохнуть, выдохнуть отравленный воздух и сесть за стол. Взять стопку в руку, одним махом осушить её и неуклюже перекреститься, глядя на портрет, в углу которого была чёрная ленточка.
Старик, крестясь, промолвил:
— Спасибо за…, — он не договорил, шмыгнув носом, он закрыл глаза ладонями.
— Анечка была хорошим человеком, Царствие ей. – Говорила толстая тётка, налетая на колбасу.
— Жалко девочку. – Говорил молодой парень, то и дело выбегавший из комнаты.
— Ах, какая красавица была, — сочувственно перешептывались старушки-соседки, попивая яблочный компот.
С портрета упала ленточка. Её подняли, и она снова упала. Поднимать не стали, снова перекрестились и налегали на закуски.
Родные погибшей девочки молчали. Свиньи за их столом, накрытым чистенькой белой скатертью, вытирали сальные губы рукавами, наперебой говорили слова сочувствия, пили и объедались колбасой и пирогами. Пробулькав очередное соболезнование, из-за стола выползла толстая тётка и ушла. За ней разошлись и другие. На белой скатерти остались объедки, мусор. Кое-где она была залита компотом.
А портрет дочери стоял. Перед ним уже давно погасла свеча, и лежала упавшая ленточка. Старик-отец поправил её. Ленточка больше не падала.
— Анечка… — прошептал он и шумно, в голос зарыдал.