а большего и не надо знать.
Моё утро.
господи, выкрути руки тем, кто пишет такую дрянь.
утро цветёт гиацинтом, я тяну чай из кружки.
небо расползается над городами. откровенная рань
в груди, как пулемётный выстрел цвета какао-стружки.
хочется видеть солнце, но не выкрутить лба.
геометрия мира – пуховое одеяло.
я впиваюсь пальцами в табурет, и распространяется синева,
которая меня переломала.
О старых ключах от комода, звенящих в кармане по большим вечерам.
дорогой мой друг! Жалко, что только мой. Жалко, что только ты.
я храню людей в деревянной шкатулке, в шкафу, в километре от пустоты.
я закрываю их на замок, стараюсь оберегать.
все сразу же узнают, что я собственник и садист. Совсем не умею лгать.
дорогой мой … сотни моих имён не впечатаешь в одноместный гроб, не упрёшь с собой
на тот свет, где небо имеет другой оттенок, приторно-голубой
с элементом сирени. По крайней мере, мне так хочется всуе времени конкретно этого дня.
вот бы кто-то такой же холодный и злой утащил с собой в гроб меня.
одиноко лежать – приоритет дураков, в вечности быть на мели.
я хочу избавиться от телесных оков только, чтобы гулять на краю земли.
море разверзнется тканью светлых шелков, станет как океан где-то средь белой тьмы.
море выбросит рыб задыхаться песком, а рыбами будем мы.
потому я храню тебя вдалеке, что здесь нет ни морей, ни дней.
в старом парке города чёрный паслен пахнет приторностью голубей.