Отец никогда не смирится с утратой ребенка. А Дэйзи была почти на той грани. Когда Смолхилл окутывала ночь, Виктор, одержимый безумной идеей, которая могла овладеть только таким отчаянным умом, спускался в подвал. Чтобы ни один лишний глаз не видел его труды. С тех пор, как прогремел последний выстрел — выстрел освобождения города, прошло около года или даже чуть больше. Сейчас людям было не до того, чтобы считать дни. Город отстраивали тысячи изношенных грубых рук. Тысячи эмоций. Тысячи историй. Война закончилась.
Когда у Дэйзи начинался приступ кашля, ее кожа синела и она иногда теряла сознание. С каждым разом ей становилось все хуже, ее минутные потери сознания теперь длились около получаса. Дэйзи угасала.
Он медленно спустился в подвал, стараясь не разбудить дочь. Острый запах сырости и гнили ударили в нос, но Виктор, прикрываясь рукавом поношенного пальто с гуманитарной помощи, продолжил спускаться. Каждая ступенька давалась ему нелегко — каждый раз он думал, правильно ли поступает.
Он работал над Куклой больше полугода. Когда Дэй с живого ребенка медленно начала превращаться в конструкцию костей, обтянутых тонким слоем нежной, словно с чистой белой бумаги, детской кожи.
«Здравствуйте, профессор» — откликнулось из темноты механическим голосом — «Чего пожелаете?». Последнее слово прозвучало не слишком четко — Виктор изо всей силы ударил по стене.
«Тэйлор, покажи мне Куклу» — прохрипел он.
Подвал залил синий свет. Виктор подошел ко столу, на которой лежало чье-то тело под грязной простыней. -Как она?
-Показатели в норме, температура практически человеческая, дыхание равномерное.
-Запускай разряд.
Тело вздрогнуло первый раз легко, во второй как в страшной судороге.
-Еще раз, профессор?
Но Виктор ничего не ответил. Он сдернул простыню с тела. На его лице запечатлелся восторг, смешанный с ужасом. Испуганные глаза Дэйзи смотрели на него.
«Превосходно» — воскликнул он.
«Как долго я спала?» — прошептала Кукла.