— Несси! Несси! — отчаяный крик эхом разлетался, нарушая гнетущую тишину, поток горячих слез струился из полузакрытых глаз, стекая по хорошенькому круглому личику, на котором застыла гримаса ужаса.
— Тише, Белла, тише — успокаивала маленькую девочка мать, при этом затуманенный взор ее зеленых глаз, казалось, смотрел сквозь пространство, он видел вечность в подлинном ее обличии…
— Мама, почему Несси молчит, мама, почему она так бледна? — не унималась Белла, с тревогой во взгляде, поглядывая на мать, словно надеясь услышать, что Несси просто устала, что скоро она будет снова играть со своей маленькой сестренкой в саду под лучами улыбающегося солнца.
— Белла, перестань кричать! — пытаясь не потерять самообладание и сдержать удушающие слезы, женщина прикрикнула не девочку.
Белла замолчала, ее взгляд блуждал по улице: цветы, безликая луна, синее небо, теплый воздух — все в миг преобразилось, став до неузнаваймости страшным и чужим. Сердце девочки сжалось, прозрачные слезы наполнили глаза, в горле пересохло, звуки терялись в устрашающем лике вечности. Лишь одна непонятная, но неизменная правда, будто удар холодного лезвия заставляла задрожать, чувствуя, как она проходит через каждую клетку, медленно убивая…
— Ее больше нет, мама — дронувшим от волнения и боли голосом, тихо пролепетала Белла…
Мертвая тишина, время от времени нарушаемая тихими всхлипываниями снова взяла вверх..
___________
Прошло ровно двенадцать лет. Каждый из них был таким, как предыдущий — серым, угнетающим и…бессмысленным.
Белла сидела на кушетке, держа в руках старую фотографию сестры, горестные слезы скатывались на детские лица, изображенные не ней. Ее, когда-то детское милое личико, стало неузнаваемым. В каждой тонкой черточке скрывалась печаль, на белом челе, выступали морщинки, темные глаза впали, а на губах застыла грустная улыбка.
— О, Несси, если бы ты знала, как я мечтаю вновь ощутить тепло твоей руки… — едва слышно шептала Белла. Перед ее глазами стояла лишь одна картина: старый сад, запах горячо любимых Несси роз, как она-Белла, сидела на зеленой травке, а сестра вплетала в черные ее волосы цветы, ласково поглаживая детские кудри.
Белла подошла к окну. Распахнув его, она почувствовала, как холодный ветер ворвался в комнату, освежив сырой воздух, вместе с ним навязчиво влетел и запах ландышей.
— Двенадцать лет, — подумала Белла, — что ж, пора идти…
Она надела платье из розового атласа и взяв корзинку вышла из дому. По нежно — голубому небу грациозно плыли белоснежные облака, ветви деревьев покачивались от порывов ветра, поддаваясь им. Шумная толпа ходила по улицам, улыбаясь всем прохожим. Она будила гнев в сердце Беллы:
— Ненавижу их…ненавижу. — сквозь подступившие к горлу слезы, произнесла она.
Через десять минут Белла подошла к черным воротам, громкий скрип заставил ее невольно вздрогнуть, когда она открывала их. Угнетающая тишина, казалось, уже давно взяла вверх над этой частью города. На кладбище не было никого, поэтому Белла вздохнула свободнее. Она подошла к могилке сестры, Белла не плакала, нет, все слезы уже давно были пролиты, из ее груди лишь вырвалось что-то похожее на протяжный стон. Девушка наклонилась и положив на черную землю розы, стала рассказывать сестре о своей жизни, будто сокровище сохраняя смутную надежду на то, что та слышит.
— Несси, милочка, помнишь, старика Нила, который так часто угощал нас леденцами в дестве? Он теперь открыл свою собственную лавку и продает шляпы, а его дочь Роза выходит замуж за очень благовоспитанного господина — улыбаясь, рассказывала Белла. Покончив с вестями, она улыбнувшись краем рта сказала:
— Несси, моя дорогая и горячо любимая Несси, я принесла тебе еще кое-что. Помнишь, когда мы гуляли в саду ты увидев быструю ласточку сказала, что любишь птиц, ибо они могут взлететь, когда жизнь превращается в хаос? Несси, я принесла тебе птичку. Милая Несси, ты улетела именно тогда, когда жизнь превратилась в хаос…
С этими словами, девушка положила на
могилку сестры мраморную статую птички. Печальная улыбка осветила ее лицо, и лишь проговорив:
— Теперь, я тоже люблю птиц, Несси — Белла упала без чувств…
