Итак. ВНИМАНИЕ! Рискуете разочароваться в моем творчестве!
Это действительно бред. Более того, этой мой сон и писалось мной неделю спустя, ночью, в предрассветное время.
Поэтому большое количество ошибок, дурацкий стиль написания и прочее гарантировано!
А еще нужна критика. ^^
Что бы вы сделали, если бы вас попросили бы сохранить у себя одну не броскую, малюсенькую вещицу? Нет, даже не попросили бы, — приказали. Может быть, вы бы выкинули ее за окно? Или же, закопали бы ее у себя на заднем дворе? А может быть вы и вовсе бы не стали обращать на это внимание? Господи, ну почему, почему, честь сохранить эту вещичку выпала именно мне, а не вам?
Шел обычный февральский день. Обычно, в такие дни не происходит ничего сверхъестественного. Даже солнце греет снег как-то уныло, скучающе, как бы говоря «как мне осточертело светить весь день, как же мне все это мне осточертело!». Я шагала по улице. Ноги мои медленно несли меня к дому, предательски разъезжаясь на лужицах, превращенных в лед и заботливо прикрытых снегом. Уже на подходе к дому, я увидела, что в снегу что-то блестит. Я вставила в уши наушники и прошла мимо.
На следующий день, я услышала, как Зина Федищева хвалится на перемене своей необыкновенной находкой – в снегу, в самом простом снегу она нашла цепочку со сверкающей подвеской. Она даже носила ее в школу, и, когда на нее начинали таращиться с непревзойденной завистью, гордо говорила, задрав нос «Это мне за мои старания – к красоте прибавочка!». И в такие моменты, мне казалось, что это должна была быть моя подвеска, и я должна была так говорить…
Зинка была отличницей. Вреднющей такой, знаете ли, мерзкой, и как на зло жила в соседнем с моим доме. Любимым занятием для нее всегда было щеголянье своим умом. И когда весь класс сидел, содрогаясь от сложной контрольной, нервно ломая ручки, пуская себе на ладони противные сини чернила, что бы получить возможность выйти вон из класса и поплестись по бесконечно длинному коридору, к туалету, когда все-все, даже самые смышленые начинали трястись как от озноба, Зинка всегда обводила класс взглядом и торжественно говорила «Да вы что, это же проще пареной репы!». И, неизвестно, было ли это все действительно так просто, но в такие моменты класс становился одной дружной живой системой и начинал люто мечтать оторвать Федищевой ее чересчур умную репу и запарить ее в раскаленном скипидаре.
В один прекрасный день, Зинка явилась ко мне, шипя и задыхаясь, как от длинного забега, и не поздоровавшись и не разувшись, ввалилась ко мне в комнату и плюхнулась на диван. Я подошла к ней, и тихо стояла и смотрела, прислонившись к стенке, как она, дрожа, пытается отдышаться. Когда же Зинка несколько пришла в себя, она нагло заявила:
— Воды!
Жадно глотая воду, не обращая внимания на стекающие по подбородку и шее капли, она не сводила с меня диких, зеленющих глаз.
— Еще! – заявила она, протягивая стакан.
Я ушла на кухню. Родителей дома не было, а я все не могла понять, что заставило ее явиться ко мне в столь ранний час. «Забыла про субботник, дежурство, ее день рождения? – судорожно соображала я, наливая воды для этой мерзкой девицы, по совместительству, старосте класса, — забыла про праздник? Получила двойку? Она видела, как я списываю алгебру?» — вода начала капать на пол, я очнулась от жутких мыслей…
— Держи, — я протянула ей стакан с водой, вернувшись в комнату.
— Не хочу уже, — огрызнулась та, и, оглянувшись вокруг, с хитрой ухмылкой посмотрела на меня.
Я ожидала того, что она начнет меня отчитывать… Обычно, после длинной поучительной речи она всегда поправляла назад волосы и заявляла «ну и сложная это работка – старостой быть! Мне по всему должны за вредность доплачивать!». И не понятно было: то ли за вредность такой работы для неокрепшего организма, то ли за ее вредность и дотошность в делах общеклассных. Но, знаете, Федищева молчала, продолжая таращить глаза. Молчала и я. Наконец, староста-перфектционист, как она сама себя называла, запустила руку в карман, и еще раз дикими глазами оглядевшись вокруг, извлекла из глубинных недр нечто, и протянула мне.
— Что это? – опешила я, и отшатнулась в сторону.
— Тебе, на сохранение, — прошептала она, жестом показывая мне, что я должна подойти ближе.
— А? – спросила я, с той красноречивостью, которой отличался всегда наш физрук.
— Тебе! – повторила она настойчиво, — тебе!
— Больная что ли? – вскрикнула я, когда она пыталась разжать мой кулак и сунуть в него то самое, жуткое нечто. Когда я все-таки поддалась, я увидела у себя в руке цепочку с подвеской. Ту самую, что нашла зимой Федищева и которую обделила вниманием я.
— Дарю! – великодушно сказала она, и обвела взглядом комнату, — спрячь ее!
— Зин, ты чего? – спросила я, почти с мольбой в голосе, но девушка встала и, откинув волосы, пошла к выходу, — Зин, ну Зин, зачем это?
— Храни и береги ее! – прошипела она почти мне на ухо.
— Зачем? – вновь опешила я.
— Потому что я так сказала! – властно заявила Зина, — дарю!
У этого бреда есть продолжение…