А посреди земли росла роза. Одинокая, совсем без опоры, она словно приоткрывала своими лепестками цвета бумаги в старинных книгах дверь в мир древнегреческих мифов, в котором сказание о Персефоне нервно заламывало пальцы в ожидании слушателя, которого можно было проводить на длинную и широкую дорогу древних сказок.
Девочка перелезла через заборчик и села прямо на землю перед цветком, поджав под себя ступни. Всю свою не очень-то и долгую жизнь она провела в окружении города — унылых, пусть и раскрашенных в тёплые цвета многоэтажек, бледных подобий газонов, на которых методично, раз в неделю, вырывали с корнем всё, что подавало малейшие признаки жизни, хриплого каркания ворон, холодных сырых ливней, бесшумных недобрых перешёптываний соседей, глупых смешков — всего этого было так много вокруг, что усталым глазам трудно было зацепиться в этой городской мешанине за то, что могло дать им заслуженный отдых, за то, от чьего впечатление не отдавало тёмно-серым вкусом и запахом. Поэтому-то в общей мозаике роза выглядела яркой, не под стать своему цвету, крапинкой, на которой было проще простого остановиться и перевести дух, прежде чем снова начать бежать по полумраку.
Но розы растут на кустах.
«Как чудесно и странно,» — думала девочка, лаская взглядом бежевые лепестки. — «Как чудесно и странно то, что тут, прямо перед моим носом, выросла вот такая маленькая сказка.»
Она уже хотела протянуть руку, чтобы потрогать цветок, но тут из окна далёкого этажа голос матери прокричал её имя и велел возвращаться в квартиру. Девочка возражала, громко кричала, показывала пальцем на розу.
— Роза? Какая роза? Это пион, — мать, выйдя из подъезда, прищуренным глазом опытного садовода осмотрела цветок. — Да к тому же и из ткани.
Спустя пару мгновений на ладони женщины лежал искуственный цветок на коротком, резко обрывающемся стебле. Девочка недоверчиво протянула к нему руку, ощутила на пальце переплетение нитей и со вскриком отпрянула.